«Негосударственный святой» — так называется материал в епархиальном журнале «Вода живая. Санкт-Петербургский церковный вестник». Самый обычный человек, умирая, продолжает жить в памяти своих родственников и друзей. Его посмертный образ при этом весьма отличается от образа прижизненного: воспоминания противоречат друг другу, многие факты забываются, какие-то черты характера гиперболизируются. Что уж говорить о святом! Его помнят сотни, им интересуются десятки тысяч. История формирования культа святого, история почитания его останков едва ли не увлекательнее, чем его житие. Яркий пример тому посмертное почитание великого князя Александра Невского — одного из главных русских святых.
Александр Невский, возвращаясь из Золотой Орды (эта поездка спасла Владимиро-Суздальское княжество от карающего монгольского меча), был «мало здрав» в Нижнем Новгороде, «разболеся» в Городце, там же перед смертью принял схиму с именем Алексий и 23 ноября 1263 года отдал Богу душу. Тело же его было перенесено во владимирскую церковь Рождества Пресвятой Богородицы. В такой последовательности излагает события древнейшее житие князя. Когда оно было составлено и почему?
За этим чисто политическим обстоятельством скрывается куда более важный факт. Александр Невский почти сразу после своей смерти становится знаковой фигурой в русской идеологии. Автор жития беспрестанно сравнивает князя с героями (особенно с царями) Ветхого Завета. Так же, как они, он угождает Богу и оберегает истинную веру с помощью военной силы, дипломатии и молитвы. Перед нами идеал правителя, воина и дипломата, идеал, который, конечно, был очень востребован в эпоху национального унижения и упадка государственности. Не случайно безымянный агиограф пишет о всенародном почитании святого князя и дважды называет его тело святым.
Другое дело — смысл, которым наполнена обрядовая форма. Он очень разнится. Нетленное тело бодхисаттвы показывает адепту буддизма, что человеческое сознание может преодолеть законы тленного вещества. Мумифицированный Владимир Ильич — символ бессмертия своих собственных идей. Христиане же поклоняются мощам, потому что верят: в этих костях — чаще всего именно костях, иногда частицах праха — присутствует Бог. Как? Своими энергиями, или, если использовать более привычный термин, Своей благодатью. Эта благодать проявляется в исцелениях, чудесах, но прежде всего в том, что люди, соприкасаясь с мощами, становятся лучше. Что, в общем-то, тоже чудо.
Без мощей святых невозможно совершение христианского Таинства. В древности последователи Иисуса служили Литургию на гробах мучеников. Теперь в любой церковный престол обязательно вкладывается частица мощей. Мертвые вместе с живыми участвуют в Литургии, гробовая черта не разделяет христианскую общину. Кроме того, мощи напоминают верующему о том моральном идеале, который явлен праведником. Святой подражал Иисусу Христу, а верующий подражает праведнику. Так осуществляется традиция.
Итак, богообщение, богослужение, этика… В IV веке к этой благородной триаде присоединилась… политика. Император Константин Великий де-юре легализовал христианство, де-факто сделал его частью государственной идеологии. С тех пор в христианских странах мощи — не только религиозные святыни, но и политические символы. В России к мощам Александра Невского это относится в большей степени, чем к чьим-либо иным святым останкам.
Легенда рассказывает, что августовской ночью 1380 года во владимирском храме Рождества Богородицы молился некий пономарь. Внезапно собор озарился светом множества свечей, из алтаря вышли два старца и приблизились к месту погребения князя. «Господин Александр, — сказали старцы, — встань и поспеши на помощь своему родственнику, великому князю Дмитрию, которого одолевают иноплеменники». К ужасу пономаря, князь Александр действительно встал из могилы… В следующее мгновение видение исчезло. Наутро мощи святого были обретены нетленными, подняты на поверхность земли и положены в деревянную раку (она, кстати, была найдена археологами в сентябре 1997 года). С этого времени вокруг мощей формируется культ: совершаются службы, фиксируются многочисленные чудеса.
У ученых, однако, есть все основания сомневаться, что почитание мощей великого князя Александра установилось уже в 1380 году. Из всех произведений Куликовского цикла Александр Невский упоминается только в позднем «Слове о Мамаевом побоище», причем не как святой, а как образцовый полководец. Образцовый, конечно, для Дмитрия Донского, который именуется «новым Александром».
Красивая легенда об обретении мощей изложена во «Владимирской редакции» жития, составленной в середине XVI века, то есть тоже очень поздно — спустя 170 лет после описываемых событий. Исторический «бэкграунд» предания таков. В 1547 году митрополит Макарий Московский убедил юного великого князя Ивана Васильевича принять царский венец. Этот же архипастырь проделал огромный труд по формированию идеологии царской власти. Частью этой новой идеологии должен был стать культ древних святых, в том числе Александра Невского. На Соборе 1547 года проходит процедура официальной канонизации благоверного князя. Пишутся первые иконы. Составляется служба, которая должна совершаться на могиле святого. Тем же временем датирована и новая редакция жития Александра Невского, в которой он называется «угодником Божиим, непобедимым воином, вторым Константином, новым Владимиром, крестившим Русскую землю» и «предивным чудотворцем». Перед нами тот архетип, на который должен ориентироваться правитель Московского государства. Логично, что именно такой святой выступает защитником Русской земли и после своей смерти, во время Куликовской битвы.
Как общерусский святой Александр Невский предстает уже в житийной традиции середины XV века, однако только при Иване Грозном он окончательно превращается в одного из «главных государственных праведников». В 1563 году составляется «Степенная книга», своего рода «единый учебник истории»; святому Александру отведена в ней одна из ключевых ролей. При Феодоре Иоанновиче архиепископ Вологодский и Великопермский Иона (Думин) пишет самое подробное житие Александра Невского, буквально переполненное чудесами — преимущественно исцелениями, — которые происходили возле мощей святого.
Петр Первый — великий реформатор. Радикально реформировал он и культ Александра Невского. Дело не только в том, что он построил для него новый дом — Александро-Невскую лавру, ставшую одним из символических центров новой имперской столицы да и всей новой империи, вырастающей, назло надменным западным соседям, на дальнем востоке Европы. Петр Алексеевич — и это куда важнее — существенно упростил образ великого князя. Да, Александр Невский допетровской эпохи — прежде всего воин и политик. Но он еще и монах-молитвенник (о чем свидетельствуют литургические тексты и иконография), чудотворец и даже страстотерпец, если вспомнить о добровольном унижении, с которым связано путешествие в Золотую Орду. Александр Невский Петра Великого — это победитель шведов и немцев, умелый дипломат, жесткий, но справедливый администратор.
Впрочем, в начале своего царствования Петр выступал как продолжатель идейной линии своих предшественников. В 1695 году была изготовлена новая рака для мощей, которые были перенесены в нее спустя два года. Рака представляла собой деревянный ковчег, по бокам которого были сделаны пять медных позолоченных медальонов с надписями, рассказывающими о подвигах Александра Невского. Составители текстов прямо ссылаются на «Степенную книгу». И украшения раки тоже выполнены в духе описанной выше «московской идеологии». «„Поверх раки“ образ святого благоверного великого князя Александра Невского, — пишет дореволюционный историк Степан Рункевич, — венец и оплечье и поля обложены серебром, позолочены…» «При раке … плащаница большая — образ чудотворца Александра Невскаго, шита по камке лазоревой, над главою образ Святыя Троицы, венцы обнизаны жемчугом, опушка атлас зеленый; тропарь и кондак шита золотом и серебром, подложена тафтою красною».
После перенесения мощей святого князя в Санкт-Петербург (это произошло в 1723–1724 годах) с раки были сняты серебряные венец и оплечье, а также плащаница с изображением князя и Святой Троицы. Образ святого Александра в монашеской одежде, который «подкреплялся под оклад», тоже был снят и заменен другим. На новой иконе, написанной знаменитым живописцем и гравером Иваном Адольским, Александр Невский представал уже в одежде княжеской. Сложно представить более красноречивое свидетельство трансформации культа. Остается добавить, что 26 июня 1724 года Священный Синод выпустил указ, повелевающий Александра Невского «в монашеской персоне никому отнюдь не писать… а писать тот святаго образ во одеждах великокняжеских».
В 1725 году году была составлена новая служба Александру Невскому и установлен праздник перенесения мощей. В синаксарии (толковании праздничной службы) недвусмысленно изложена логика Петра Великого, который «возжелал на вящшее граду украшений, в прославление же трудов и подвигов над Невою рекою прежде многих сот лет за отечество Российское со Свейским же народом воинствовавшего и преславную победу получившего… святого благоверного Александра… мощи… перенести». Про нетленность мощей и чудеса в синаксарии тоже говорится, но победа над шведами — для Петра куда важнее. Ведь и сама Александро-Невская лавра — памятник победителю «Свейского народа», а не монаху-молитвеннику.
В последующие годы культ великого князя развивался именно в рамках этой логики. На Дворцовой площади, в центре Санкт-Петербурга — города-гарнизона, в 1834 году была установлена посвященная Александру Невскому колонна. В честь святого освящали полковые церкви. Орден Александра Невского стал одной из главных наград Российской империи.
Но вернемся к мощам. Ненадолго изъятая Петром II служба Александру Невскому была в 1730 году возвращена в богослужебные книги. В 1750 году для мощей изготавливается серебряная рака, состоящая из саркофага с крышкой, большой пятиярусной пирамиды, двух пьедесталов с трофеями и двух подсвечников. В оформлении опять-таки доминировала милитаристская символика. На раке изображены воинские подвиги князя. И эпитафия, составленная Ломоносовым, подчеркивает именно эту грань личности святого: «Святый и храбрый князь здесь телом почивает,/Но духом от небес на град сей призирает/И на брега, где он противных побеждал/И где невидимо Петру споспешствовал./Являя дщерь его усердие святое,/Сему защитнику воздвигла раку в честь/От перваго сребра, что недро ей земное/Открыло, как на трон благоволила сесть». Речь идет о серебре, добытом на Колыванских рудниках в Сибири.
12 сентября 1743 года Елизавета Петровна повелела отмечать годовщину перенесения мощей крестным ходом, который совершался от Казанской церкви (она стояла почти на том же месте, где сейчас высится шедевр Воронихина) до Александро-Невской лавры и обратно. Эта традиция соблюдалась до самой революции и даже первые годы после нее. (Крестный ход был возрожден в 2013 году во время празднования 300-летия Александро-Невской Лавры.)
В 1790 году мощи святого князя Александра были перенесены в только что построенный архитектором Иваном Старовым Свято-Троицкий собор, который с момента своего освящения был капитульным храмом ордена Александра Невского. В соборе мощи пребывали вплоть до 1922 года.
«Русь крещена, но не просвещена». Христианская доктрина в дореволюционной России — несмотря на всю институциональную мощь Православной Церкви — не была «достоянием народных масс». Прежде всего потому, что не обладала инструментом индоктринации населения — массовым церковным образованием. Плохо это или хорошо, но у Церкви не было возможности объяснить «простым верующим»: нетленность мощей не играет никакой роли в оценке святости святого. Мощи могут быть нетленными, а могут представлять собой горстку праха.
Ковчег 1695 года, скорее всего, до музея не доехал и был превращен в лом. Сами мощи некоторое время покоились в алтаре Свято-Троицкого собора, однако в ноябре того же года были изъяты ОГПУ.
Нет никаких документов, позволяющих проследить судьбу мощей в XX веке. Какое-то время, видимо, они хранились в ленинградской «чрезвычайке», а затем оказались в Казанском соборе, где с 1932 года разместился Музей истории религии и атеизма. В конце 1980‑х годов сотрудник музея Сергей Павлов обнаружил кипарисовый ящичек с надписью на крышке «Останки святых мощей благоверного князя Александра Невского. Перенесены в сей ковчег 24 июля 1917 года». Благодаря его усилиям Церкви были переданы мощи не только святого Александра (3 июня 1989 года), но Зосимы, Савватия и Германа, Соловецких чудотворцев, а также Серафима Саровского.
Итак, в советское время (этот процесс начинается не позже 1933 года, когда Сталин начал проводить политику «русификации» государственной идеологии) образ великого князя «очищается» от «поповщины». Почитание его воинских и административных заслуг ничуть не мешает издеваться над монастырем его имени и его останками. В этом нет никакого противоречия: с точки зрения марксизма, религия — это неправильная, «иллюзорная» надстройка над базисом подлинных социально-экономических отношений. Революция уничтожает ложную надстройку и строит вместо нее настоящий патриотизм, настоящий культ исторических героев (а не каких-то там чудотворцев). Потом марксизм проиграл, а «светский» Александр Невский остался.
Есть в этом, однако, глубинная правда. Благодаря большевикам перестал существовать церковно-государственный культ Александра Невского, в котором военно-политические успехи князя всегда заслоняли его молитвенный подвиг. Теперь государственное и церковное почитание Александра Ярославича отделено друг от друга. И для православных людей он вновь стал тем, кем он был для владимирских монахов и для простых русских людей, которые искали исцеления у его мощей.
Тимур Щукин